— Оцените степень угрозы, — немедленно отозвались наушники голосом начальника штаба.
— Максимальная!
— Штурмовики скоро будут, — вклинился в эфир командир базы. — Расчетное время подлета — восемь-двенадцать минут.
— Долго! Очень долго! Охренели, что ли?! — завопил лейтенант, наплевав на субординацию. — Нам здесь не выстоять!
— Вы не имеете права допустить прорыва повстанцев, — скрипучим официально-казенным голосом отозвался подполковник… и отключился.
Все участники радиоразговора знали: необходимость в армии всегда ставится выше эмоций. Да и, наверное, всего остального тоже.
Некоторые начальники определяют ценность военного по шкале его возможностей сражаться. Не только на гражданке люди с возрастом становятся циничнее, обрастают толстой кожей, стремясь отгородиться от эмоций внешнего мира, чтобы спрятаться от укоров собственной совести.
Тем интереснее бывает найти в железном человеке неизвестную для подчиненных трогательную сторону.
Аэроботы штурмовой авиации еще прогревали двигатели на взлетной полосе аэродрома подскока, а с базы уже выдвигалась колонна тяжелой техники.
Броня двигалась в ту сторону, куда ушли юркие «Рапторы» взвода легкой пехоты.
В башне головного танка «Миротворец» сидел командир базы. Позвякивали металлокерамические пластины, дополнительно навешенные на защитный бронекостюм. Вопреки здравому смыслу и требованиям уставов подполковник лично повел ударную группу на выручку взводу, вцепившемуся из последних сил в высоту 306,4. Почему вопреки? Потому что командир должен руководить сражением, а не ходить в штыковые атаки. Ветеран не смог усидеть на безопасном командном пункте. За себя он оставил начальника штаба. Видимо, все-таки не успел обрасти толстой дубленой шкурой, положенной по возрасту и званию.
…Лейтенант всего этого не знал. Он не сводил глаз с дисплея, на котором тревожно мигал ярко-фиолетовый индикатор. Бортовой компьютер исправно сигнализировал — израсходована последняя защитная кассета с противоракетным аэрозолем. Машина была обречена.
Несмотря на потери, враг не снижал, а, наоборот, усилил натиск. Горсточка солдат, остатки полнокровного взвода, успела под прикрытием последней бронемашины закрепиться на господствующей высоте.
Малочисленный заслон на пути повстанцев отступать не собирался. Солдаты наглухо запечатали выход из джунглей крупного отряда партизан, не давая ему вырваться на оперативный простор. Слева и справа тянулись сплошные непроходимые болота с равнодушно булькавшими бездонными бочагами.
— Десант, к машине, — принял единственно верное решение лейтенант. — Занять оборону!
Очередь из крупнокалиберного пулемета в клочья располосовала пышную воздушную подушку из полимера и заклинила направляющий каток на правой гусенице.
— Всем покинуть машину! — проорал Размантовский. И неожиданно для себя спокойно добавил: — Шире шаг.
Сержант, командир отделения, продублировал приказ во всю мощь луженой глотки. В десантном отсеке раздался топот и лязг оружия о пластины защитных костюмов. Легкая пехота покидала стальное убежище. Верткий маневренный «Раптор» встал на прикол, превратившись в неподвижную легкобронированную огневую точку. Никто из вояк не строил иллюзий. Остановившись, «коробочка» стала идеальной целью для гранатометчиков. До поры до времени спасало то, что машина находилась в лощине, которыми высота была изрезана вдоль и поперек. Борта прикрыты. Хищный ствол орудия неотрывно смотрит в сторону джунглей. Прекрасный сектор обстрела. Идеальная позиция, созданная природой.
Оператор-наводчик и механик-водитель присоединились к десантникам. Выбираясь из люков, они не забыли взять с собой штурмовые винтовки, прихваченные фиксирующими скобами в гнездах внутренней обшивки. Команду два раза повторять не пришлось. И так понятно, «Раптор» доживал последние минуты на поле боя, а может, секунды.
Командир взвода занял опустевшее место оператора. Он с первого курса военного училища показывал неплохие результаты по огневой подготовке. Спасибо педагогам с погонами на плечах, не дававшим курсантам роздыху на полигонном стрельбище. Если собрать в кучу гильзы от «сожженных» на огневом рубеже патронов и снарядов, то получилась бы гора внушительных размеров.
Неожиданно эфир ожил в круглых горошинах микрофонов, закрепленных внутри шлема.
— Ты только держись, Виктор, — попросил командир базы. Слова прозвучали отчетливо, словно он был рядом, буквально за спиной.
Лейтенант не понимал, почему его голос приобрел умоляющие интонации, раз он такой большой начальник. Что удивительно, он, оказывается, знал подчиненного по имени.
— Ты только держись, прошу тебя, — снова попросил подполковник и добавил: — Ты меня понял?
— Так точно! — четко ответил Размантовский.
— Держись до подхода штурмовиков! — Командир повысил голос, ему казалось, что Улыбчивый Вик совсем не слышит его.
Взводный прекрасно все слышал. Он даже слышал дыхание начальника, словно тот приблизился к его уху, чтобы что-то нашептать, поделиться сокровенным, о котором никто не должен знать.
— Понял меня? — вдруг закричал подполковник.
— Так точно! — с прежней четкостью, как заводной, повторил Улыбчивый Вик и отключил рацию.
Голос в наушниках шлема отвлекал, мешал точно прицеливаться. И так все понятно. Он неожиданно успокоился — все ему прекрасно подчинялось: и руки, и ноги, и голова. Тихо урчали сервоприводы, поворачивавшие орудийную башню.