Последний резерв - Страница 26

Лейтенант вжал лицо в обрезиненный прицел. Оптика послушно приблизила переплетение лиан и деревьев.

Среди стволов суетливо мелькнули тени. Офицер плавно нажал на гашетку электроспуска орудия. Силуэты в лесу потонули в огне и дыму разрывов. Справа подозрительно шевельнулись ветви куста. Лейтенант перенес огонь на него. На дульном срезе орудия запульсировали сполохи выстрелов. На месте, где мгновение назад зеленел куст, расцвел яркий цветок разрыва. На один гранатометный расчет вместе с боекомплектом стало меньше.

Колонисты перегруппировались, сосредоточив перекрестный огонь на последней, обездвиженной машине. Время, отпущенное «Раптору» судьбой, истекало. Пока он огрызался короткими точными очередями, залегшая пехота находилась под надежным прикрытием. Судьба — дама переменчивая. Особенно судьба военного.

Командирский «Раптор», пронзенный несколькими противотанковыми ракетами, чадно полыхнул гигантским костром, обливая землю наплывами горящего топлива.

У судьбы военного специфическое чувство юмора. То она поворачивается к тебе спиной, а потом, глядишь, уже улыбается тебе в лицо. Но этот задорный оскал предназначался остаткам взвода легкой пехоты.

В вышине приближался басовитый гул. Он рос, постепенно заполняя собой все небо. От края до края. Два звена аэроботов, пробив низкие облака, свалились из поднебесья. Ведущий, а за ним и другие штурмовики вышли на цель и начали сбрасывать яйцеобразные контейнеры с бинапалмом. Через мгновение после их падения море джунглей накрыло одеялом огня.

Аэроботы замкнули круг, прицельно пикируя один за другим. Воздушная карусель — армейская классика противостояния неба и земли.

Крупному партизанскому соединению повстанцев не удалось прорваться к опорной армейской базе. Не успели они и отступить в джунгли, разбиться на мелкие отряды и затеряться в глубине непроходимой чащобы. Всех накрыло авиаударом штурмовиков.

Израсходовав подвесной боекомплект, летуны легли на обратный курс. Отбомбились — значит, работа сделана. Пора возвращаться на аэродром.

Эфир взорвался бурей приказов и команд. Остатки четвертого взвода, получив подкрепление, с веселой яростью вели стрельбу по полыхавшему лесу, вымещая на нем свой страх боя. Расстреливая магазин за магазином. Патроны уже можно было не экономить.

…Лейтенант Размантовский навсегда остался у всех в памяти Улыбчивым Виком. Он и в гробу, наверное, лежал бы, улыбаясь. Но это уже из разряда догадок.

Оставшийся в живых сержант из четвертого взвода излазил на четвереньках еще не остывший, выгоревший дотла «Раптор». Все, что осталось от командира, он тщательно собрал в защитный шлем. Щепотку пепла за щепоткой.

Из туч сыпал дождь, мелкий и безысходный.

Джунгли больше не горели, они дымились. Белесый дым зловеще поднимался К небу. Воздух пах пережаренным мясом и горелой древесиной. Все вокруг было покрыто копотью. Ветер поднял пепел и теперь посыпал черными снежинками грешную землю. Все стало черным вокруг. Все!

Фотография лейтенанта из личного дела, продублированная на удостоверение личности, перекочевала на стену Лестницы Славы кадетского корпуса. Так закончился третий и последний этап путешествия фотографии офицера с широкой улыбкой на лице.

Нижняя планка стальной рамы его портрета была более тусклой, чем другие. Она резко выделялась на фоне блестевших обрамлений, в которые были заключены голографические лики героев, прославивших корпус.

…У кадетов была традиция, ставшая верной приметой: прикоснешься рукой к рамке портрета Улыбчивого Вика — и грусть отступит, и печаль пройдет. Рамку регулярно начищали, доводя до первозданного блеска. Но она снова быстро тускнела от новых прикосновений ладоней…

* * *

Звездная академия была единственным военным заведением за пределами Земли. По давно установившейся традиции все военно-учебные заведения располагались на главной планете Содружества. Незыблемые правила ломать никто не собирался. Единственное исключение сделали для подготовки офицеров-астронавтов, да и то академия находилась на околоземной орбите.

Огромная космическая станция, оборудованная всем необходимым для подготовки будущих военных астронавтов, вращалась вокруг Земли, делая виток за витком, из года в год. Здесь вчерашние кадеты совершали первый учебный полет на челноках и стратосферных аэроботах, списанных из космофлота.

От одного конкурса, связанного с состоянием здоровья — сорок человек на место, — становилось не по себе. Проклятая медицинская карта с отметкой о переломе ключицы поставила жирный крест на карьере военного астронавта. Надрываться с учебой не имело особого смысла. Лезть из кожи вон и не попасть в процент прошедших строгий медицинский отбор не вдохновляло.

До Звездной академии Алешкину было так же далеко, как до звезд. На комиссии по распределению Ингвар заикнулся об артиллерийском училище: «Хочу служить, как и мой отец». Генерал вопросительно посмотрел на начальника кафедры точных наук. Тот отрицательно покачал головой и вывел на доску-экран оценки выпускника. Старые служаки давно понимали друг друга без лишних слов.

В отличие от пятерок по огневой, физической и минно-инженерной подготовке, «трояк» по языку пульсировал красным. «Четверки» по точным наукам скромно чернели на экране.

Глядя на рослого кадета, генерал произнес ровным голосом:

— Похвальное усердие, но никак не подкрепленное оценками. Вы в курсе, что оценки — лишь показатель ваших знаний?